Знаменитая актриса | ||||
|
Фридриг сидел как парализованный, пред очами все ходило хаосом; «Danse macabre», - изрекло что-то в нем, и оба эти словоизвержения стали маревом курчаво бледных букв, как подпись к одноименной древней картине, веданной им когда-то у старьёвщика. Он не мог отвести глаза от тощих, как у костяка, ножищ старой женщина в слазящих коричневых, с малахитовым отсветом, гольфах; в кошмаре хотел было ринуться к дверцам, но решительность покинула его еще дотоле, чем он пораздумал об этом. Прошлое и сегодняшнее сцепились в нем в какую-то дикую реальность, мчать от которой он не мог; кто его знает, то или сам он все еще юнн и та, что сейчас отплясывает возле него, неожиданно превратилась из только что красивой девы в ужасный прах с беззубым ртом и воспаленными мятыми очами, то ли ее и его личная младость ни при каких обстоятельствах не была и лишь пригрезилась ему. Эти плоские конечности в плесневелых мощах исхоженных башмаков, которые ныне вертелись и топали в такт, - имели возможность ли они являлись теми пленительными ножками, что когда-то сводили его с ума? «Она их десятилетиями не скидывает, по-иному кожица осыпалась бы на ломти. Она дремлет в них, - сверкнул клок мнения, неудержимо вытесненный другим: - Как боязно, мирянин еще при жизни перегорает в невидимом саркофаге Времени». Несколько раз он раскрывал рот и снова, тихо, зажимал – не издавалось звуков. – Лизель, –сказал он все же, – Елизавета, тебе невыносимо плохо? – Блуждая по кухне, его глаз остановился на опустевшей фарфоровой миски для варева. – Хм. Так точно. Лиза, в силах ли я тебе чем-то угодить? В давние времена она питалась с фарфора; содрогнувшись, он посмотрел на не чистую подушку – хм, и… и отдыхала на перинах. Не отводя от лица рук, старая дева неожиданно качнула головой. Слышимы были ее тугие сдавленные крики. |